29.10.2007
Сообщение, оставленное у портье оказалось написанным на визитке их гостиницы (визитка была почему-то на немецком) предложением позвонить в любое время. Время было как раз любое, но ни номера комнаты, ни телефона её не было. Единственный указанный телефон был общий гостиничный. На мою удачу портье их гостиницы тоже еле-еле владела отой поганою англицкою, поэтому мы прекрасно поняли друг друга: надо было перезвонить через 10 минут, она пригласит мистера К. к телефону, потому что в номере у них телефона нет. Это было не то, чтобы клеветой на их гостеприимное хозяйство, а, скажем так, упрощением в рамках языковых ограничений, потому что, как объяснил, Александер, в номере у них было целых три телефона, но ни один не работал. Сразу после телефонного разговора они перебирались в "мою" гостиницу, хотя при сравнении цен номеров, её преимущества на двоих оказывались не столь бесспорными, особенно учитывая, что там у них были аппартаменты и в центре города (поиски ими дороги в Неаполь остались моими болезненными фантазиями на тему собственных злоключений), а здесь комната на двоих была того же размера, что и на одного, а поскольку двуспальная кровать была сантиметров на 20 шире односпальной, то ноги с неё можно было спускать только по очереди и боком. Но ни надолго, ни подолгу оставаться в этом приюте мы не собирались, поэтому сразу двинулись в город делиться тем кто что увидел и не увидел накануне в одиночку. Тут, конечно, сразу бросилась в глаза разница между впечатлением "одиночки" и "групповым взглядом". Мне, например, сразу бросились в глаза рыбные лотки, но Сашке удалось сфотографировать гораздо более удачный ракурс . Особое внимание заслужили Канелли. Народ их пробовал просто сырыми. Мы тоже подошли. Мужик предложил ракушку - несмотря на трубчатый внешний вид, створок всё-таки было, как в обычной ракушке, две, постучал по ней пальцем, из торца трубки высунулась белая лапка, приветливо и обречённо помахала на прощание, не расстраивайтесь, мол, не вы, так другие сожрут, мне уже пофиг, после чего я её пробовать не стал из сострадания, а ребята попробовали и утверждают, что вкус отменный. Другая попробованная экзотика - Мамбо. Не исключено, что экзотика оно и для Неаполя, во всяком случае когда мы через пару дней пытались ЭТО где-нибудь снова встретить, поиски не увенчались. Может какой местный Мичурин на нас первый урожай испытывал. На вкус это киви-клубника-манго-Богвестьчтоещё с очень сильным цветочным ароматом. Взгляд вдвоём (втроём) всегда богаче хотя бы даже сопоставлениями случайных впечатлений, вклинившихся в разговор, забавных графити или указателей. Ребятам тоже бросились в глаза контрасты между обшарпанностью улиц и фасадов храмов (исключая, разве что, белоснежный Дуомо-центральный Собор и несколько свежеотреставрированных ) и роскошным великолепием внутри них. Иконы, картины интерьеров церквей запросто козыряют датами раннего средневековья и становится абсолютно понятно кажущееся наплевательское отношение неаполитанцек облику города, каким-то скульптурам, зданиям, вроде как явно историческим. Это кладовка миллионера, в которой у хозяина никак не доходят руки разобраться где что лежит и повыбрасывать всё лишнее. Много просто всего. Там такой пласт культурных и исторических ценностей, что они кажутся неисчерпаемыми, а если, вдруг, начнут заканчиваться - всегда есть возможность тут же накопать новые, ещё более древние, не выходя за пределы крепостных стен старого города, чего уж там со старыми цацкаться. Не всё, впрочем, запущено. То, что считается общепризнанной достопримечательностью регулярно моется, чистится и сияет очарованием демоверсии. На второй день, гуляя уже втроём я ещё раз убедился, что любые обобщения к Неаполю неприменимы принципиально. Да, узкие, тесные улочки, колоссальная концентрауия населения, но там же, совсем рядом, огромная центральная площадь муниципалитета, здание которого украшено статуями его наиболее прославившихся хозяев и просторный парк, вход которого замечателен конями Клодта - подарок российского царского правительства братскому неаполитанскому народу. Только что умиротворение от тишины и гармонии храмов и рядом буйство группы уличных музыкантов-ударников. На чаше весов, противоположной шедеврам Возрождения - циферблаты часов , изготавливаемых тут же на улице, а умиление доброжелательностью и толерантностью неаполитанцев сменяется уличной демонстрацией иммигрантов в защиту своих прав. Шествие демонстрантов заканчивалась в небольшом дворике с необычной церковью. Внутри она не сильно отличалась от других христианских церквей, разве что тем, что преобладающим колоритом был бежево-коричневый, а все посетители были явно цейлонцы и народы близкого к ним происхождения. Потом внутри обнаружилась пристройка - зал посвящённый Святому этой церкви: Джузеппе Москати.
1880-1927. Сын благородных родителей в ранней юности дал обет безбрачия,в 1903 году закончил медицинский факультет неапольского университета с докторской степенью, в 1911 стал приватдоцентом кафедры физиологической химии, позднее директор института патанатомии, отказался от звания профессора физиохимии, считая что это помешает ему посвящать достаточно времени работе в больнице, с 1922 года приватдоцент общей медицины. В 1927 году скоропостижно скончался.
Ещё при извержении Везувия в 1906 году Москати отличился самоотверженной работой в больнице Торре дел Греко, куда доставлялись раненные, не покидая её сутками. Столь же самоотверженно боролся он с эпидемией холеры в 1911. За время первой мировой войны им было спасено около 3000 солдат. Особенно была известна его забота об умирающих и бескорыстность по отношению к бедным, которым он оказывал не только бесплатную медицинскую помощь, но и материальную. Два чудесных, необходимых для признания католической церковью праведником, исцеления были от болезни Эддисона и цереброспинального менингита. Исцеление обеспечивающее звание святого произошло уже после земной жизни Джузеппе Москати, после того как он явился во сне матери больного острой лейкемией, обратившейся к нему с молитвой. Иоанн Павел II причислил его к Лику Святых.
"Больные-подобие Иисуса, бессмертные, божественные души, которых человек, следующий евангелистической традиции должен любить как себя",
"Боль это не конвульсии, не сокращение мускулов, а крик души обращённый к брату, торопящий огонь его любви и милосердия"
Рядом с залом памяти Святого галерея подарков ему от исцелившихся( или выживших). Масса серебряных сердечек - это, обычно, после инфарктов. О его этнической принадлежнасти никаких намёков в и-нете я не встретил, но вполне вероятно, что какие-то корни откуда-то из Индии судя по внешнему виду подавляющего большинства его почитателей.
Строго в рамка традиции "в Неаполе всё контрасно" рядом с этим уголком "индийской святости" тут же мелкая лавочка с украшениями в иной традиции того же континента.
Рядом район, продающий рождественские украшения . До Рождества было ещё достаточно далеко, но они весь год на этом специализируются, разве что цены ближе к празднику поднимаются. Особая тема: криппе - фигурки для сценки Рождества. Традиционно это, Мария, Иосиф, Волхвы, животные, присутствовавшие в хлеву, далее дикие животные, которые пробегали мимо, но тоже зашли на огонёк, пастухи (вместо волхвов, по иным свидетельствам). Неаполитанская традиция зашла гораздо дальше "А за стеной рабочие ковали какую-то железяку - делаем рабочих", то есть это фигурки, поначалу горожан современников Рождества Христа, а потом в средние века своих современников, то с атрибутами профессии, то просто сюжетные. Вечерний Неаполь в воскресенье, в то время суток, когда вся Германия затихает, готовясь к тяжкой трудовой неделе, наоборот кипел активной жизнью, гуляющими, молодёжью, ресторанами, магазинами. Я должен был в очередной раз выходить на связь с Анцини, поэтому прошёл немного вперёд, как мы договорились до первого встретившегося телефона, ребята должны были догнать меня, закончив изучение какого-то крутого бутика. Ближайший автомат был занят, я поначалу поискал следующий, потом увлёкся фонтаном, который был хорош и при дневном свете и при вечернем, за это время освободился автомат, но Анцини ещё не вернулся, поэтому попросили перезвонить минут через 15 (на том конце, семья его сестры, даже разыскали где-то девочку из Молдавии, со знанием русского языка для понимания его дикого кента, не могущего связать двух итальянских слов, кроме "Добрый вечер", "Спасибо" и "Господа, я не ел 6 дней"). Ребята мимо не проходили. Через 15 минут их тоже не было. С Анцини, в конце-концов мы переговорили, у него заболел отец и совершенно некстати было бы проведение каких-либо совместных мероприятий. Я подождал ребят ещё с полчаса и, поскольку время приближалось уже к половине десятого, а метро, кажется, работало до 10, то я ломанулся на близлежащую станцию. Там было как-то непривычно шумно на входе, я даже засомневался метро-ли это. Внутри проходила дискотека, я только после длительного расталкивания танцующих обнаружил, что она занимает какой-то боковой аппендикс, а вход в собственно метро слева. Кроме меня никто в метро не заходил. Там вообще-то не было, пожалуй, никого младше меня менее, чем на четверть века. Было очевидно, что солидные итальянцы тоже уже все разъехались по домам, а мелкота - она гуляет, а чё бы ей и не гулять. Пустынность коридоров, правда, была, однако, просто неправдоподобной. Несмотря на наличие на стенах пёстреньких картинок, ощущение было всё равно какое-то неуютное, особенно смущали какие-то постоянные мусорные кучи в тупиках, а главное - напрочь отсутствовали рельсы. Побродив некоторое время одиноко по этим катакомбам, подёргав все закрытые двери, я тронулся в обратный путь (точнее на поиски того пути, который бы оказался обратным). Через каких-нибудь полчаса раздались волшебные звуки музыки, на которые я пошёл как крыса за флейтой и вскоре, пройдя мимо дискотеки, вышел на улицу. Ещё раз убедился, что над дверью из которой я только что вылупился, всё-таки стоит надпись "Метрополитен", но иностранные языки - они же неисчерпаемы... В Штатах, вон, оперный театр, кажется, с таким названием есть. И потом, может по выходным оно раньше закрывается... Было уже глубоко за десять, метро, если оно где и когда и было, всё равно уже позакрывалось и ничего иного, как идти в гостиницу пешком уже не оставалось. Впрочем, пять-шесть километров по набережной неаполитанского залива - это тоже в радость.
Ребята, как оказалось, пришли в гостиницу незадолго до меня, хотя разминулись мы сразу же, когда от занятого автомата я вильнул в сторону (фонтана) и исчез у них из виду. Потом я оказался у них далеко впереди и они меня даже догнали, но я оказался совсем другим человеком. Таня немного устала и дальнейшими прогулками пренебрегла, а мы с Сашкой пошли сожрать где-нибудь вечернюю пиццу и поговорить задушевно о недостатках политических систем и преимуществах итальянок перед француженками, то есть ни о чём, просто в своё удовольствие. Параллельно прошла и деловая нить - договорились назавтра с утра поехать в Помпеи, потом на Везувий и после обеда свалить уже обратно на север, куда доедется, не дальше Милана, например. Но только совсем с утра, давай? В 6 начинается завтрак, вот к шести ровно собираемся, живенько так, мечем и отчаливаем, не как в тот раз! И не как в позатот! Замётано! Гадом буду! На этих оптимистичных нотах мы расстались и встретились утром без десяти шесть у столовой. По закону подлости столовая была ещё закрыта. Кляня лежебок неаполитанцев мы расположились в холле. На шум вынырнул заспанный портье, как раз тот, немецкоговорящий. Мы оба выразительно посмотрели на свои часы, помахали в воздухе таллончиками на фураж. "Дык, с шести завтрак..." "А десять минут седьмого, это по-вашему ещё недостаточно шесть?" Он с сомнением посмотрел на свои котлы. "Дык, десять минут шестого... Не спится, парни?" "Какого шестого, разуй глаза, блин!" "Дык, чай, ноябрь уж на носу, мы тут все в последнее октябрьское воскресенье стрелки переводим, а у вас там в России зимнего времени разве нет?" "В России вообще никакого времени нет. Всё. Ясно! Виноваты! Подождём, там всего уже ничего осталось."...
Метро моё, намедни, тоже, вероятно, работало до их десяти, а к моим десяти уже как-то переконфигурировалось в дискотеку и лабиринт Минотавра.